На правах рекламы: • дополнительно по теме на сайте katel.ru
Сайт оптимизирован под броузеры MSIE 5.5 и выше. Лучше смотрится при разрешении экрана 1024х768. |
Глава четвёртая
Уже с неделю Глаша обходила всю деревню, приставая к мирным жителям с расспросами про ягнят. Все от неё отмахивались, отшучивались, отстреливались, да дела-то этим не сдвинуть. И вот она, уже преисполненная отчаяния и скорби, направилась к последнему подозреваемому в надежде пролить свет. Местный психоаналитик, давно забросивший практику и перебравшийся в деревню, жил в маленьком уютном домике на колёсах. Аким Фомич – интеллигентнейший человек – никогда не ковырялся вилкой в зубах. Он чистил обувь гуталином и торговал пакетами. Глафира задорно заглянула к нему в распахнутое окно и радостно воскликнула: «Хрю-хрю!!!». Аким Фомич был занят обедом и при виде Глафиры не смог сдержать нахлынувших эмоций и поперхнулся. Да, Глафира, помятая спячкой на голых камнях и с недельной небритостью, явно не походила на поросёночка. Но что-то свинячье в ней все-таки было. Пока он надрывно кашлял, она перекинула свои ноги через подоконник и оказалась внутри. Ей сразу бросились в глаза красивая люстра и несколько подлинников Петрова-Водкина на стенах. «Живут же люди» - с восхищением в голосе сказала она и сплюнула на пол. Видя приближающуюся Глашу Аким Фомич перестал кашлять и, заявив: «На чужой каравай рот не разевай», принялся закрывать руками аппетитно расположившийся на тарелке добрый кусок телятины. А Глафира и не думала. Она была увлечена тем, что выуживала из аквариума рыбок и складывала их в кулёк. Дойдя до улиток, она принялась расщелукивать их, как орехи типа фундук. Покончив с орехами, принялась хрустеть водорослями. Потом ещё минут пять прохаживаясь по комнате, она звучно распахивала шкафные дверцы, разгребая содержимое. Что-то складывала в кулёк к рыбкам, что-то скидывала на пол. В доме у отставного психоаналитика было жутко интересно. Каждому было любопытно посмотреть, как живёт Аким Фомич - интеллигентнейший человек, который пренебрегал вилками и драл всё руками. Так что он уже давно привык к подобного рода набегам и молча поедал свою телятину. Вдруг произошло то, что заставило его снова подавиться. Глафира издала истошный крик, который только можно было издать. В одном из шкафов на самой верхней полке в банке лежал заспиртованный ёжик. Прокричавшись, Глаша схватила банку и прижала её к своему громко бившемуся сердцу. «Бедный-бедный ёжик… За что ж они тебя так?!…» - всхлипывая, причитала она. Глафире стало настолько жаль бедного ёжика, что она вдруг вспомнила и о ягнятах. Слёзы градом покатились из глаз. Ей уже начало казаться, что она крепко породнилась с ними. Глаша стала представлять себя в детстве, как она, взобравшись на овцу, задорно пришпоривала её и взмывала к небесам. А как она, побрякивая в кармане маленьким охотничьим ножом, залезала в овчарню, прослышав легенду о золотом руне!.. Но всё это было уже давно в прошлом. А сейчас она стояла пред лицом горькой реальности. На горизонте мерещилась перспектива не вернуть ягнят уже никогда. В порыве страсти, захваченная внезапно нахлынувшими воспоминаниями Глаша жадно сделала два больших глотка из банки, которую по-прежнему прижимала к сердцу и, уткнувшись носом в нечто, похожее на ежа (?!), брезгливо взяла ЭТО двумя пальцами и отвела от себя. В это время Аким Фомич – интеллигентнейший человек – без вилки и ножа отчаянно лизоблюдил, водя шершавым языком по тарелке. Когда с телятиной было покончено, он принялся за шербет. Глаша, всё ещё держа двумя пальцами ежа на расстоянии вытянутой руки, сжила его особенно сильно, и у него вытекли глаза. Наблюдая эту картину, она фыркнула: «Да у тебя вся халупа уже давно прогнила». Быстро зашагав к двери, у порога она остановилась и изрекла: «А ещё ты мне цельный рупь должен». После этого она в сердцах хлопнула дверью. Выйдя от психоаналитика, она снова погрузилась в забытье, слыша только, как где-то позади затрещали по швам какие-то доски, да заметя колесо, которое тут же обогнало её, сделало полукруг и упало гербом вниз. Аким Фомич – интеллигентнейший человек, у которого не то, что вилок, дома-то не было - лежал, накрытый досками и отчаянно матерился. Так закончился ещё один день, не внеся ничего нового в дело поиска пропавших ягнят.
| ||
|